Твоя мать.
Сано устало прислонился к стене. Вот наконец неопровержимое доказательство его правоты — исповедь госпожи Ниу. Однако письмо едва ли будет полезно для него: полиция скорее убьет, чем станет выслушивать какие-то доводы! И сегуна письмо не спасет. После того, что рассказала госпожа Ниу, вряд ли ее мольба тронет волевого сына.
— Прочтите. Письмо. Мне.
Сано удивленно вскинул голову. Он никогда не слышал, чтобы слуга говорил, он вообще считал бугая немым.
— Прочтите, — повторил Эии-тян, просительно сложив ладони.
Сано не мог более задерживаться в имении. Он должен попытаться передать свиток и письмо властям, чтобы те арестовали молодого Ниу и предотвратили покушение на сегуна. Он должен попытаться реабилитировать себя, прежде чем его убьют. Но он всегда подозревал, что Эии-тян не дурак; незаметное следование за ним и Цунэхико на большой дороге подтверждало, что бугай отменный шпион, возможно, натренировался в доме. Теперь выяснилось, что Эии-тян умеет говорить. А вдруг слуге что-то известно о планах заговорщиков? Сано прочел письмо вслух.
Помолчав с минуту, Эии-тян поинтересовался:
— Это все?
— Да. — Сано шагнул вперед. — Эии-тян, послушайте. — Робко протянул руку. — Госпожа Ниу хочет, чтобы я остановил господина Ниу, но меня могут убить в любой момент. Даже если я сумею предупредить о заговоре нужных людей, они могут не успеть начать действовать. Если вам известно, где сейчас господин Ниу, пожалуйста, скажите мне. Ради госпожи Ниу.
Покачивание головы, пожимание плечами.
— Вы знаете, где и когда он планирует напасть на сегуна?
Эии-тян отстранил его могучей дланью, пересек комнату и опустился на колени рядом с телом госпожи. Ее кровь испачкала ему кимоно, но он не отреагировал. Похоже, мир перестал для него существовать.
Сано в отчаянии постарался вспомнить все, что знает о молодом Ниу. Нет ни малейшего намека на то, где и когда произойдет покушение. Сано развернул свиток и попробовал прочитать между строк вожделенную дату и адрес. Бесполезно. Ну что ж. Сано убрал документ под плащ. И вдруг замер. Плащ напомнил ему тайную сходку на вилле.
Масахито, стоя на помосте, размахивает свитком в такт стихотворному ритму.
— Закат и Новый год, — вслух подумал Сано. — Солнце над долиной и счастье. Да! «Счастливая долина»!
Знакомое название квартала развлечений обдало Сано жаром.
Предводитель иносказательно указал заговорщикам время и место нападения на сегуна.
От восторга у Сано закружилась голова. Госпожа Ниу сказала, что ее сын — наверное, щекоча себе нервы намеком на заговор — с волнением ждал встречи с кем-то, кто будет наряжен принцессой из «Сказания о Гэндзи».
Сёгун празднует Новый год в Ёсиваре. Переодетый женщиной. Сегодня ночью.
Сано выбежал из комнаты. Настоятельная потребность спешить одарила усталое, избитое тело свежей энергией. Еще есть время, чтобы предупредить сегуна об опасности. То немногое, что ему известно, все же лучше, чем ничего.
Эии-тян со склоненной головой сидел на коленях подле тела госпожи Ниу, ослабевший после усилий, которые затратил на несколько слов. Он понимал речь и мог выстраивать предложения в уме, но предпочитал молчать. Он вообще не говорил до шести лет. Привычка к молчанию выработалась и глубоко укоренилась с тех пор, как мальчишки передразнивали его медленную, с запинками речь. Только потому, что он не умел читать и хотел знать последние слова госпожи Ниу, Эии-тян нарушил молчание. Теперь он об этом сожалел.
Он никак не мог поверить, что госпожа Ниу не оставила ему послания. Ни благодарности за годы службы, ни выражения заботы о его будущем. Ни единой благодарности! Обиженный Эии-тян понял, что для женщины, которая была для него всем, он не значил ничего. Она видела в нем лишь раба — хуже того, вещь, орудие убийства. Она провела последние минуты жизни за написанием письма своему драгоценному Масахито. Злобному сыну, предавшему ее, и даже не удосужилась вспомнить о человеке, искренне ее любившем. Эии-тян услышал жуткий звук, свой полуплач-полувой. Ни словечка ему! После всего, что он для нее сделал!
Возненавидеть бы ее. Но нет, она по-прежнему была его госпожа. Хозяйка его сердца.
Эии-тян вздохнул. Погоревали, и хватит. С абсолютным самообладанием, выработанным самурайской закалкой, он отбросил печаль и гнев. Руки двигались быстро и точно, развязывая пояс, снимая кимоно. Последний взгляд на голову госпожи. Это всего лишь кусок плоти. Настоящая госпожа Ниу живет в преисподней, вот и ему пора туда.
Представляя радость встречи с хозяйкой, он даже не вскрикнул, вонзив меч себе в живот.
Глава 29
Сано скакал по темным болотам в стороне от дороги. Фейерверки взлетали над стенами Ёсивары, красиво освещая крыши красными, синими, белыми и зелеными сполохами. Сано уже различал крики, смех и треск хлопушек.
Бег коня замедлился. Сано чувствовал, как потные бока вздымаются от усталости, но скакал дальше. Да и сам он судорожно глотал воздух через узкую прорезь в маске, словно проделал весь этот путь бегом. Однако Сано продолжал понукать коня. Дикая скачка от района даймё до квартала развлечений заняла два часа; близилась полночь. Подвергся ли сёгун нападению? Осталось ли время, чтобы найти и остановить заговорщиков?
Если бы госпожа и молодой господин Ниу дали ему больше зацепок! Если бы можно было попросить кого-нибудь о помощи! Увы, даже такие неопровержимые улики, как письмо и свиток, не спасут его от гибели. Его убьют раньше, чем он успеет убедить начальство послать солдат для спасения Токугавы Цунаёси. Сано с тоской подумал об учениках отца и своем друге Коэмоне. Умелые храбрые бойцы, преданные семье учителя, они были бы настоящими союзниками в предстоящей операции. Но связаться с ними нет никакой возможности. Сано нельзя появляться в районе, где живут родители и где наверняка околачиваются полицейские с досином во главе.
Сано подскакал к воротам Ёсивары. Ворота распахнуты настежь, и стража распивает с самураями. Сано щелкнул поводьями и нырнул в ворота.
— Стой!
Сано и не подумал обернуться, чтобы посмотреть, не гонятся ли за ним.
Квартал развлечений оглушил и ослепил его. Тысячи фонарей светили со скатов крыш вдоль Нака-но-тё, мужчины с балконов запускали ракеты. Ниже по улице пылал огромный костер. У Сано защипало от дыма глаза, когда он пробирался сквозь гущу народа. Ёсивара бурлила от новогоднего карнавала. Под масками скрывались и самураи в полном боевом снаряжении, и крестьяне в затрапезных одеждах, и музыканты, и барабанщики. Музыка и крики сливались в непрерывный рев. Пахло спиртным, мочой и блевотиной. Чайные домики сотрясались от раскатов хохота. Там было полно посетителей. Некоторые птички выпорхнули из клеток и смешались с толпой. Сано был вынужден остановить коня, когда путь перерезала целая процессия расфуфыренных девиц. Юдзё вызывающе хихикали и отпускали игривые поклоны. Жареные шарики соевых бобов хрустели под множеством ног.
Сано, досадливо скрипя зубами, объехал процессию юдзё, чтобы упереться в огромную толпу, окружившую факира. Он в отчаянии огляделся. Как в таком аду найти Токугаву Цунаёси и молодого господина Ниу? "Одно хорошо, — утешал он себя, — полиция здесь никогда меня не поймает.
Вскоре ему пришлось изменить мнение. У дверей чайного домика, над дверями которого красовалась реклама женской борьбы, стоял досин. Приметный повседневной одеждой и неулыбчивым лицом, он кричал вопросы изумленному самураю. А неподалеку помощники досина обрабатывали конного самурая. Они стащили беднягу наземь и сорвали с него маску тигра. Один приставил к шее острие копья, другой шарил под одеждой.
Сано повернул коня и протиснулся на противоположную сторону улицы. Оба самурая были примерно его роста, телосложения и возраста; конь — той же масти, что и у Сано. Погоня продолжалась. Тода Иккю, заправский шпион, наверное, сообщил в полицию о неожиданном визитере и рассказал о сандалии и веревке, которые тот носит при себе. Сано понимал, что ему следует избавиться от вещей, способных выдать его с головой, и коня. Однако он по-прежнему надеялся вернуть коня владельцу, а вещественные доказательства использовать по назначению.